(Фрагмент из книги *)

Письмо VII

КОЛЕСНИЦА

Что же представляет собой процесс инфляции? Посмотрим, что говорит об этом сам Юнг: «Сверхупорядоченная личность — это человек во всей его целостности, такой, как он есть на самом деле, а не каким он кажется самому себе. Подсознательный слой психики, обладающий своими потребностями и нуждами, как и сознание, тоже относится к этой целостности. Обычно я описываю «сверхупорядоченную личность» как самость, подчеркивая четкое различие между эго, которое, как известно, существует лишь на уровне сознания, и целостностью личности, включающей как бессознательные, так и сознательные компоненты. Таким образом, эго относится к самости как часть к целому. В этом смысле самость сверхупорядочена. Более того, самость эмпирически воспринимается не как субъект, но как объект, и происходит это из-за бессознательного компонента, достигающего сознания лишь косвенным путем, через проекции» [1].

Итак, путь проекций — это живой символизм, как традиционный, так и проявляющийся в снах, активном воображении и видениях. Сны, рассматриваемые сериями (часто достигающими нескольких сотен), показывают, что «в самом глубоком смысле они кажутся подчиненными одной общей цели, так что их долгие сериалы вовсе не бессмысленная вереница несвязных и единичных картин, но последовательные шаги в спланированном и упорядоченном процессе развития. Я назвал этот бессознательный процесс, спонтанно выражающийся в символах длинных сериалов снов, процессом индивидуации» [2].

Процесс индивидуации — это спонтанная реализация целостного человека. И впредь формулой, годной для выражения понятия «душа», будет: душа = эго-сознание + подсознание. Отдавая должное роли подсознания в этой формуле, необходимо учитывать, что «сознание каждого ребенка вырастает в течение нескольких лет из бессознательного, сознание всегда является лишь временным состоянием, опирающимся на оптимальные физиологические характеристики, и вследствие этого регулярно прерывается бессознательными фазами (сна) и, наконец, подсознательная психика не только владеет большей частью жизни, но и присутствует постоянно (т.е. обеспечивает непрерывность существования)» [3].

Итак, процесс индивидуации — это гармонизация сознательного «я» с бессознательным в психике. Но «сознание и подсознание не образуют целостности, когда одно подавляется и ущемляется другим» [4].

Эта гармонизация достигается лишь путем смещения центра личности, т.е. рождения нового центра, участвующего в природе как бессознательного, так и сознательного «я», центра, в котором бессознательное постоянно трансформируется в сознательное. Этот процесс есть цель индивидуации и в то же время сцена, на которой происходит инициация.

Мы уже сказали, что суть индивидуации заключается в установлении сотрудничества между подсознанием и сознанием. Оно становится возможным в сфере символов и поэтому именно с них начинается. В процессе индивидуации человек встречает или, скорее, пробуждает символические силы, обозначенные Юнгом (вследствие типического характера) словом «архетипы».

«Архетип, не будем это забывать, есть психическая составляющая, присутствующая в каждом из нас. Плохое объяснение ведет соответственно к плохому отношению к этой составляющей, которая, таким образом, может быть неверно оценена. В конце концов страдает от этого сам плохой толкователь, поскольку объяснение не должно затрагивать функционального значения архетипа, позволяя реализовывать адекватное отношение между сознательным мышлением и архетипом. Поскольку архетип есть элемент нашей психической структуры и, таким образом, жизненно необходимый компонент душевной экономики, не может быть никакой «рациональной» замены архетипа, так же как нет замены для мозжечка или почек» (см. [1, р. 109-110]).

Нельзя недооценивать архетипы. Это грозные психические силы, способные заполонить, наводнить и поглотить сознание. Именно это происходит в случае идентификации сознания с архетипом, что порождает (гораздо чаще, чем не порождает) отождествление с ролью героя (а иногда в случае с архетипами древнего мудреца или великой Матери — с космической фигурой).

«На этой стадии обычно наступает следующее отождествление, на этот раз с героем, чья роль привлекает по многим причинам. Чаще всего это отождествление крайне прочно и весьма опасно для психического равновесия. Если его удается преодолеть и сознание возвращается к человеческим пропорциям, то фигура героя может постепенно дифференцироваться, превратившись в символ «я»» (см. [1, р. 134]). Но если этого не происходит, то фигура героя завладевает сознанием. Тогда уже имеет место «второе отождествление», или «явление героя».

«»Явление героя» (или вторая идентификация) проявляется в виде соответствующей инфляции: колоссальная претензия вырастает в убежденность в собственной необычайности. Или напротив: невозможность реализации претензий лишь доказывает собственную неполноценность, что вполне подходит для роли героического страдальца (негативная инфляция). Несмотря на кажущуюся противоположность, обе формы идентичны, поскольку компенсаторная подсознательная неполноценность соответствует сознательной мании величия, а подсознательная мания величия -сознательному комплексу неполноценности (и одно без другого не существует). Лишь успешно миновав риф второй идентификации, можно ясно разграничить сознательные процессы от бессознательных и объективно рассмотреть последние. Это дает возможность примириться с подсознанием и, таким образом, прийти к синтезу сознательных и бессознательных элементов познания и действия. А последнее в свою очередь ведет к смещению центра личности от эго к самости» (см. [1, р.137-138]).

В этом и состоит цель процесса индивидуации. Итак, инфляция есть главная опасность, которая ожидает каждого, кто ищет глубины познания оккультного, того, что живет и действует вне «фасада» феноменов обычного сознания. Поэтому инфляция представляет собой основную опасность и испытание для оккультистов, эзотериков, магов, гностиков и мистиков. Монастыри и духовные ордена всегда знали о ней благодаря огромному опыту, накопленному за тысячелетия в области духовной жизни. Именно поэтому в них вся духовная жизнь основана на развитии смирения такими путями, как практика послу-шания, исследование сознания и взаимная братская помощь членов общины. Хэргрей Дженнингс прекрасно отразил эту опасность и искушение, говоря о розенкрейцерах: «Они говорят о человечестве как о чем-то, стоящем бесконечно ниже их самих; гордость их превосходит возможные пределы, хотя они всегда скромны, смиренны и тихи внешне. Они торжествуют в бедности, заявляя, что это состояние предписано им, и при этом похваляются богатством вселенским. Они отвергают все человеческие привязанности или идут на них, создавая видимость любовных обязанностей, которые можно принять за благорасположение и которые в мире, созданном их представлениями, кажутся преходящими. Хотя они и изящны в обществе дам, сердца их не. способны смягчиться; они осуждают женщин с жалостью или презрением лишь за то, что те -существа иного порядка, отличные от мужчин. Внешне они сама простота и почтительность; и все же лишь безграничность небес может вместить обилие самопрославлений, источаемых их исполненными чувством собственной значимости сердцами.

По сравнению с адептами герметизма монархи бедны, а величайшие богатства ничтожны. Что же касается ученых мужей, то самые ученые из них — просто болваны и олухи…

Так, их отношение к человечеству негативно, ко всему остальному — позитивно; они самодостаточны, самопросвещенны, само всё; но всегда готовы (более того, обязаны) творить добро, где бы то ни было, возможно это или нет. Как отнестись к столь безмерной экзальтации? Обычные оценки терпят крах. Что есть состояние этих оккультных философов: величайшая степень возвышенности или же высшая стадия нелепости?» [5].
Скажем так: и возвышенно, и нелепо, поскольку раздутость всегда одновременно возвышенна и смехотворна. Именно об этом и говорит Элиас Леви: «Существует также наука, дарующая человеку сверхчеловеческие силы. Они перечислены в еврейском манускрипте XVI века в следующем порядке:

• «Алеф — он созерцает Бога воочию не умирая и беседует с семью гениями, возглавляющими небесное воинство;
• Бет — он выше всех печалей и страхов;
• Гимель — он царствует на небесах, и вся преисподняя прислуживает ему;
• Далет — он управляет собственным здоровьем и жизнью и способен влиять на здоровье и жизнь других;
• Хе — невзгодам не удивить его, бедствиям не подавить его, врагу не победить его;
• Bay — ему ведом смысл прошлого, настоящего и будущего;
• Зайн — он владеет тайной воскрешения мертвых и ключом к бессмертию» [6].

Идет ли здесь речь о программе или о подлинном опыте? Если это и опыт, то опыт инфляции, зашедшей слишком далеко. Если это программа, то тот, кто всерьез берется за ее осуществление, кончит тем, что станет жертвой инфляции, позитивной или негативной. Как бы то ни было, опыт или программа этого манускрипта, процитированного Элиасом Леви, демонстрирует поразительное сходство с опытом Джона Кастенса, так описанным им в книге «Мудрость, сумасшествие и глупость: философия лунатика»: «Я чувствую такую близость к Богу, Дух Его настолько вдохновляет меня, что в каком-то смысле я сам — Бог. Я вижу будущее, планирую Вселенную и спасаю человечество; я абсолютно и полностью бессмертен; я и мужчина, и женщина. Вся Вселенная, все живое и неживое, прошлое, настоящее и будущее — внутри меня.

Природа и жизнь, все души связаны со мной и содействуют мне; все возможно. В каком-то смысле я тождествен всем духам, от Бога до Сатаны. Я примиряю Добро со Злом и создаю свет, тьму, миры и вселенные» [7].
Тридцать восемь лет назад я был знаком с очень спокойным пожилым преподавателем английского языка. Однажды он открыл мне, что достиг особого духовного состояния; оно проявляется во «взгляде из вечности» и состоит в осознании абсолютной тождественности его «я» и вечной реальности мира. Прошлое, настоящее и будущее, рассматриваемые с пьедестала вечности, где обитало его сознание, были для него открытой книгой. Больше не существовало проблем не потому, что он разрешил их, но потому, что он достиг того состояния сознания, где их больше нет, они исчезли, утратив какое бы то ни было значение. Ведь проблемы принадлежат царству действий во времени и пространстве; он же, преодолевший его границы и вступивший в обитель вечности и бесконечности, где нет ни движения, ни перемен, свободен от проблем. Когда он говорил об этом, его прекрасные голубые глаза лучились чистосердечием и уверенностью. Но этот свет сменился мрачной злобой, как только я задал вопрос о ценности «субъективного переживания» вечности, не сопровождаемого полным осознанием или возможностью объективно сделать что-то, чтобы помочь человечеству. Он отвернулся, не простив мне вопроса, и это было последнее мое впечатление от встреч с ним в этом мире (вскоре он уехал в Индию, где скончался).

Неизвестный друг, я рассказал этот случай лишь для того, чтобы ты мог понять, когда и как родилось во мне понимание серьезности проблемы духовной мании величия, насколько разнообразны ее формы и велики опасности и сколь многим обязан я личному опыту — ведь именно тогда начал я заниматься этой проблемой, некоторыми из результатов моей работы я и пытаюсь сейчас поделиться.

Духовная мания величия стара как мир. Истоки ее, согласно традиции тысячелетий, выходят далеко за пределы земного мира: вспомним падение Люцифера. Самое волнующее описание его дает пророк Иезекииль (Иез. 28: 14, 17):

«Чтобы осенять, ты был помазанным херувимом,

и Я поставил тебя на то;

ты был на святой горе Божией,

ходил среди огнистых камней…

От красоты твоей возгордилось сердце твое,

от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою;

за то Я повергну тебя на землю,

перед царями отдам тебя на позор».

Вот высший, небесный источник инфляции эго, комплекса превосходства и мании величия И поскольку «внизу то, что и наверху», этот процесс повторяется внизу, в земной человеческой жизни от века к веку, от поколения к поколению. Он повторяется прежде всего в жизни тех людей, которые отошли от обычного земного цикла жизни и присущего ему состояния сознания, стали трансцендентны ему. Стремящийся к тому, что выше земного плана, рискует впасть в высокомерие; тот, кто ищет широты, большей, чем обычный круг людских обязанностей и развлечений, может переоценить свое собственное значение; тот, кто жаждет глубины, стремясь постичь происходящее за фасадом феноменов земной жизни, сталкивается с величайшим риском: опасностью инфляции, о которой говорит Юнг.

Человек, погруженный в абстрактную метафизику и выстраивающий миры в избранном им самим порядке, может потерять интерес ко всему частному и индивидуальному, так что люди станут для него незначимыми, подобно мошкам. Он смотрит на них с метафизических высот, они теряются и становятся для него малыми и незначительными существами, тогда как он, метафизик, велик, поскольку участвует в замыслах, овевающих его ореолом славы.

Реформатор, который жаждет исправить или спасти людей легко, становится жертвой искушения, считая себя активным центром пассивного человечества. Он чувствует себя носителем миссии вселенского значения и, таким образом, все более и более надувается от важности.

Практикующий оккультист, эзотерик или герметик (ибо если он не практикует, то остается лишь метафизиком или реформатором) переживает ощущение высших сил, действующих вне его сознания и находящих путь к последнему. Какой ценой? Либо ценой коленопреклоненной молитвы, либо ценой отождествления своего «я» с этими высшими силами, которое заканчивается манией величия.

Нередко говорят об опасности оккультизма. Опасностью, от которой предостерегают новичка учителя, обычно называют черную магию; другие, особенно те, кто более или менее знаком с медициной, указывают на опасность расстройства нервной системы. Мой сорокатрехлетний опыт практического эзотеризма показывает, что опасности оккультизма не в черной магии и’нервных расстройствах, по крайней мере они встречаются среди оккультистов не чаще, чем среди политиков, художников, психологов, верующих и агностиков. Пожалуй, я не могу назвать ни одного черного мага из среды знакомых мне оккультистов, тогда как совсем не сложно припомнить политиков, которые не имеют ничего общего с оккультизмом и даже враждебно относятся к нему, но чье влияние и деятельность довольно точно соотносятся с классической концепцией «черного мага», политиков, чье беспощадное и гипнотическое влияние на массы ослепляет, подстрекая людей к жестокости, несправедливости и насилию. Используя свое полумагическое воздействие, они лишают их свободы, превращая в одержимых. И не это ли является еутью черной магии?

Нет, дорогой неизвестный друг, оккультисты, даже те, кто практикуют церемониальную магию, не являются ни мастерами, ни учениками черной магии. Правда, эти люди, и особенно адепты церемониальной магии, часто становятся жертвами иллюзий и сбивают с пути себя и других, но не в этом состоит черная магия. Да и вообще есть ли люди, не совершающие ошибок? Даже заключивший договор с дьяволом доктор Фауст (и это относится ко всем, заключающим подобные сделки в прошлом и настоящем) был лишь наивной жертвой проделок Мефистофеля, ибо как можно продать то, что никоим образом не принадлежит тебе? Душа могла бы продать доктора Фауста, но никогда он не смог бы отдать свою душу, каким бы торжественным ни был договор, подписанный кровью или обычными чернилами. »

Это способ, коим Мефистофель преподает урок тому, кто жаждет быть сверхчеловеком: он делает явной пустоту его претензий. Мефистофель (можно привести и не столь давние примеры) показывает всю смехотворность и нелепость чаяний так называемых сверхчеловеков.

Нет, ни черная магия, ни нервные расстройства не представляют особой опасности оккультизма. Основная опасность, которая грозит не только ему, может быть определена тремя словами: комплекс превосходства, инфляция (раздувание) эго, мания величия.

Действительно, оккультист, не подверженный этой моральной болезни или не перенесший ее в прошлом, редок. Существует множество уровней ее проявления. Она выражается поначалу как самоуверенность и некоторая непринужденность, с которой говорят о высшем и священном. Потом проявлением ее становится позиция «знаю лучше всех» и «знаю все», т.е. позиция учительства, наставничества, обращенного ко всем, и, наконец, подразумеваемая или даже откровенная непогрешимость.

Я не хочу приводить цитаты, называть имена или упоминать факты из жизни известных оккультистов, чтобы проиллюстрировать данный диагноз. Тебе, дорогой неизвестный друг, будет несложно самому найти их в изобилии. Моя цель — с одной стороны, опровергнуть ложные обвинения, и с другой — показать настоящую опасность, чтобы каждый мог предохраниться от нее. Что же делать, чтобы избежать этой опасности и сохранить моральное благополучие? Древняя поговорка «ога et labora» («молись и трудись») — единственный ответ, который я могу дать.

Поклонение и работа — единственное целительное, равно как и профилактическое средство от мании величия. Почитать то, что выше нас, и участвовать своими человеческими силами в том, что составляет сферу объективных фактов, — вот что помогает держать под контролем иллюзии относительно того, кто вы такой и на что способны. Ибо тот, кто осознает, что его молитва и медитация достигают уровня чистого поклонения, всегда знает о дистанции, разделяющей (и в то же время соединяющей) поклоня-ющегося и предмет поклонения. Такой человек будет избавлен от искушения самопочитания, что в конечном счете и является причиной мании величия. Он всегда будет осознавать различие между собой и объектом поклонения.

Кроме того, участвуя в человеческих делах, имеющих объективные и поддающиеся проверке результаты, человек не падет легкой жертвой иллюзий относительно того, на что способен. Так, практикующий врач, склонный преувеличивать свои силы, скоро благодаря опыту ошибок научится сознавать реальные пределы собственных возможностей.

Сапожник Якоб Бёме пережил озарение, во время которого он познал Божественное, твердь небесную и бездну («Дверь раскрылась для меня, так что в четверть часа я увидел и узнал больше того, что смог бы узнать за многие годы посещения университета…», — писал он в письме сборщику налогов Линдеру). Но он не сделал вывода, что, будучи сапожником, сможет с этой поры обучать своему ремеслу все большее число товарищей. Однако через прозрение Беме смог познать величие Бога и мира («… которым я поразился, не ведая, как это могло случиться со мной, и с тех пор сердце мое прославляет Господа», — из того же письма), и это наполнило его благоговением.

Таким образом, работа и поклонение Господу сохранили душевное благополучие Якоба Бё’ме. Добавлю, что мой опыт в эзотерической области научил меня следующему: то, что было спасительным для Бёме, является таковым для всех без исключения, кто стремится к сверхчувственному опыту.

Молитва и работа составляют, таким образом, основу практического эзотеризма; только так можно держать под контролем стремление к мании величия. Это дает силы контролировать или приобрести иммунитет против данной духовной болезни. Здесь необходим подлинный опыт конкретной встречи с высшим началом. Под конкретной встречей я подразумеваю не чувство высшего «Я», не более или менее размытое ощущение «присутствия высшего Бытия» и даже не переживание «потока вдохновения», наполняющего светом и жизнью. Нет, я имею в виду не что иное, как подлинную встречу. Она может быть духовной (в видении) или физически конкретной. Так, святая Тереза Авильская встретила Господа Иисуса Христа, беседовала с Ним и получала советы на объективном духовном плане (да, духовность не обязательно субъективна). А Папюс и его друзья оккультисты встретили Филиппа Лионского на физическом плане. Вот два примера конкретных встреч, которые я имел в виду. Но тот, кто действительно пережил подлинную встречу с высшим началом (Христом, Девой Марией, ангелом или иным существом небесной иерархии, святым или праведником) приобретает иммунитет против всякого стрем ления к мании величия.

Ни один человек, который «видел и слышал» не способен превратить в идола самого себя. Более того, истинным и последним критерием реальности так называемых визионерских опытов, т.е. показателем подлинности, становится их мо ральное воздействие, в особенности то, стал ли человек, переживший видения, более скромным или, напротив, его претензии возросли. Опыт встреч с Христом делал святую Терезу все более смиренной. Встреча с Филиппом Лионским на земном плане также заставила Пап юса и его друзей-оккультистов стать более скромными. Таким образом, два эти опыта (совершенно раз-личные, если рассматривать субъект и объект каждого) были аутентичными. Папюс никогда не сомневался в духовном величии того, кого он признал своим духовным учителем, и святая Тереза ни разу не усомнилась в реальности Господа, Которого лицезрела и Который говорил с ней.

Дорогой неизвестный друг, открой Библию, и ты обнаружишь в ней множество примеров, подтверждающих закон, который можно сформулировать следующим образом: подлинное переживание встречи с Божественным делает человека скромным; тот, кто нескромен, не испытал настоящей встречи. Ни у апостолов, «видевших и слышавших» Учителя, ни у пророков, «видевших и слышавших» Бога Израилева, мы не найдем ни единого намека на склонность к гордыне, которая, безусловно, обнаруживается у многих писателей-гностиков, которые, следовательно, не «видели» и не «слышали».

Но значит ли это, что нужно «слышать и видеть», дабы выучить урок смирения; и что сказать о людях, которые по природе своей скромны, но не «видели» и не «слышали»?

Мне кажется, что всякий, кто смирен, некогда «видел и слышал», и не имеет значения, где или когда это происходило, помнит он об этом или нет. Смирение может быть итогом реальной памяти души о духовном опыте, предшествовавшем рождению; или же оно исходит из переживания, обретенного ночью во сне, остающегося в пределах подсознания; и, наконец, смирение может стать следствием опыта, полученного в жизни на сознательном или бессознательном уровне, но не признаваемого таковым самим человеком или окружающими. Ибо смирение, как и милосердие, вовсе не является естественным свойством человеческой натуры. Истоков его не найти в сфере естественной эволюции, так как оно не может быть плодом «борьбы за существование», т.е. естественного отбора и выживания наиболее здоровых и годных к жизни за счет слабых. Школа борьбы за существование не выпускает смиренных людей; из нее выходят лишь бойцы и борцы всех мастей. Смирение, таким образом, есть качество, рожденное благодатью, это всегда дар свыше. Кроме того, конкретные встречи «лицом к лицу» с высшим началом -это всегда события, вызванные действием благодати, ибо в них высшее добровольно приближается к низшему. Встреча, превратившая фарисея Савла в апостола Павла, не была вызвана его усилиями; это было действие Господа, встретившегося с ним. То же можно сказать обо всех подобных встречах. Наша задача состоит лишь в том, чтобы «искать», «стучать» и «молиться», но само действие всегда нисходит свыше.

Вернемся же к аркану «Колесница», традиционное значение которого — победа, триумф, успех.

Это значение естественно вытекает из поведения действующего лица (возничего) и представляет собой отсутствие трудностей [8].

Но все же разгадка значения карты представляет определенную трудность: является ли она предостережением, указывает ли на идеал или же в ней есть и то и другое?

Я склонен видеть во всех арканах Таро одновременно и предостережение и цель, которая должна быть достигнута; по крайней мере именно этому я научился за сорок лет изучения Таро.

Так, аркан «Маг» — это предостережение против ловкачества метафизика, не обращающего внимания на опыт, и против шарлатанства любого рода; в то же время он учит концентрации без усилий и применению метода аналогии.

«Жрица» предупреждает нас об опасностях гностицизма, обучая подлинному гнозису.

«Императрица» пробуждает мысль об опасностях медиумизма и магии, раскрывая таинства сакральной магии.

«Император» предостерегает от воли к власти и учит могуществу креста.

«Папа» ставит нас перед лицом человеческого культа личности и магической пентаграммы, являющейся его кульминацией, и противопоставляет этому святую бедность, покорность Божественному и магию пяти ран.

«Возлюбленный» говорит о трех испытаниях и трех священных обетах.

И, наконец, аркан «Колесница» предостерегает от опасности мании величия и учит подлинному триумфу, достижимому для самости.

Подлинный триумф, которого может достигнуть «я», — это успешное преодоление «процесса индивидуации» по Юнгу или работы по подлинному освобождению, которое является плодом катарсиса (очищения) и предшествует фотисмосу (озарению), за которым, согласно западной традиции посвящений, следует генезис (воссоединение).

Таким образом, триумфатор колесницы может означать и больного, страдающего манией величия, и человека, прошедшего катарсис, — первую из трех стадий на пути посвящения. Как и другие арканы Таро, карта Седьмого аркана обладает двойным значением. Ее действующее лицо является в одно и то же время и человеком, одержимым манией величия, и интегрированной личностью, господином самого себя.

Триумфатор колесницы держит под контролем все четыре искушения: три искушения в пустыне, описанные в Евангелиях, и искушение, синтезирующее их, — искушение гордыней. Таким образом, он является господином четырех элементов: огня, воздуха, воды и земли, составляющих его повозку. Господин четырех элементов — это творческое существо, обладающее чистым и точным мышлением (творчество, ясность, гибкость и точность — проявления четырех элементов в ментальном плане). У него нежное и исполненное веры сердце (теплота, великодушие, чувствительность и верность — проявления четырех элементов в плане эмоций). Наконец, можно добавить, что он обладает пылкостью («человек страстей»), полнотой, гибкостью и устойчивостью воли (здесь четыре элемента проявляются как интенсивность, размах, приспособляемость и твердость). Итак, можно сказать, что господин четырех стихий — это человек инициативы, он невозмутим, мобилен и тверд. Он являет четыре естественных добродетели, о которых говорится в католической теологии: благоразумие, силу, воздержание и справедливость; или платоновские основные доблести: мудрость, мужество, сдержанность и справедливость.

Таким образом, четыре колонны, поддерживающие балдахин колесницы, запряженной двумя лошадьми, означают четыре стихии, понятые в вертикальном смысле, т.е. в их значениях, транспонируемых по аналогии в трех мирах: духовном, душевном и физическом.

Что же обозначает сам балдахин, который поддерживают колонны?

Функция балдахина как материального объекта — предохранять находящегося под ним человека. Таким образом, он служит крышей. В духовном смысле балдахин над возничим означает две противоположные вещи: он может указывать на то, что коронованный человек есть жертва мании величия и находится в состоянии «величественной изоляции», отделен от небес балдахином, или же, что он посвящен в тайны духовного благополучия и не отождествляет себя с небесами. Другими словами, балдахин указывает на то, что лежит в основе и смирения, и мании величия. Смирение, будучи законом духовного здоровья, подразумевает осознание различия и расстояния между центром человеческого сознания и центром Божественного сознания.

У человеческого сознания есть «кожа» (или балдахин), отделяющая человека от Божества и в то же время объединяющая их. Эта духовная «кожа» позволяет человеку сохранять духовное равновесие, не давая ему онтологически отождествиться с Богом, но в то же время поддерживает живую связь, дыхание которой — это соединение и разделение, в совокупности составляющие жизнь любви. Жизнь любви состоит из воссоединений и разделений, всегда сопровождаемых сознательным растождествлением, что аналогично дыханию, состоящему из вдохов и выдохов. Об этом же говорится в псалме 42: «Пошли свет Твой и истину Твою; да ведут они меня и приведут на святую гору Твою и в обители Твои» (Пс. 42: з).

Обители… Разве это не тенты, балдахины, пологи, под которыми человек соединяется в любви с Богом, не отождествляя себя с Ним? И разве эти обители не сотворены из «кожи смирения», единственной защиты от опасности убить любовь, отождествляя себя с сущностью Бога, а не Его образом?

Существует три вида мистического опыта: соединение с природой, с трансцендентным «Я» человека и воссоединение с Богом.

Первое стирает различия между душевной жизнью индивидуума и окружающей природой. Оно означает состояние сознания, когда исчезает разрыв между сознанием субъекта и объектами внешнего мира и субъект и объект становятся единым. Опыт такого рода лежит в основе не только шаманизма или тотемизма первобытных народов, но и так называемого мифологического сознания, являющегося источником природных мифов, равно как и в основе пылкого стремления поэтов и философов к соединению с природой. Эффекты от использования пейота, мескалита, гашиша, алкоголя и т.д. иногда могут породить аналогичное мистическому соучастию состояние сознания. Характерной его чертой становится опьянение (возбуждение), т.е. временное растворение собственного «я» силами, внешними по отношению к эго-сознанию. Дионисийские оргии античности были основаны на опыте священного упоения, связанного с размыванием различий между «я» и «не-я».

Второй формой мистического опыта является познание трансцендентного «Я». Оно состоит в отделении обычного эмпирического эго-«я» от высшего «Я», стоящего надо всем, принадлежащим сфере пространства и времени. Высшее «Я», таким образом, познается как бессмертное и свободное.

Если природный мистицизм характеризуется возбуждением, то познание высшего «Я», напротив, отличается возвратом к своим чувствам с предельной трезвостью. Философия, основанная на мистическом переживании высшего «Я», представляющая этот мистический опыт в наиболее чистом виде с наименьшей степенью искажения, — это философия индийской школы Санкхья. Она воспринимает индивидуальное «Я» в отрыве от движения, пространства и времени, как бессмертное и свободное. Хотя тот же опыт составляет основу философии Веданты, ее последователи не удовлетворились тем мгновенным познанием, которое учит нас, что подлинное «Я» бессмертно и свободно, добавив к нему постулат о том, что высшее «Я» есть Бог. Философия Санкхья никогда не выходит за пределы познания высшего «Я» как такового, никоим образом не отрицая множественности бессмертных и свободных высших «Я» и не возводя индивидуальное «я» в ранг Абсолюта. Последнее привело к тому, что эта школа стала считаться атеистической. Это так, если под словом «атеистический» подразумевать признание: «Я не познал ничего более высокого, чем бессмертное и свободное «Я»; верный опыту, что я еще могу сказать?» Санкхья не религия и тем не менее заслуживает того, чтобы называться «атеистической» не более, чем, например, психология Юнга. С другой стороны, разве может считаться доказательством веры в Бога приписывание высшему «Я» человека достоинства Абсолюта?

Третий тип мистического опыта — это переживание живого Бога, Бога Авраама, Исаака и Иакова в иудео-христианской традиции, Бога Бхагавадгиты в индуистской традиции, Бога святых Августина, Франциска и Терезы в христианской традиции. Это слияние с Богом в любви.

Отличительной чертой подобных переживаний является синтез «опьянения» и «трезвости». Термин,.выработанный традицией для обозначения того состояния, в котором пылкий энтузиазм и глубокий покой проявляются одновременно, есть блаженство, или блаженное видение.

Блаженное видение подразумевает двойственность видящего и видимого, с одной стороны, и их союз и внутреннее единство в любви — с другой. Поэтому он восхитительно ясно и точно выражает суть теистического мистического опыта: встречу души с Богом, лицом к лицу, в любви. При этом чем более завершено разделение, тем более совершенен союз. Поэтому в Каббале в центр духовного опыта ставится учение о том, что высший опыт человеческого существа, так же как и высшая форма смерти для человека, достигнуты, когда Бог заключает в объятия человеческую душу: «И после этого отец наш Авраам прочувствовал, понял, воспринял и в памяти запечатлел все это. Господь высочайший явился, и назвал его возлюбленным, и оставил Завет ему и семени его» [9].

Эти три формы мистического опыта обладают своим законом безопасности, или «обителью», или «кожей». В них действует закон меры. В противном случае опасность мании величия и полного отчуждения от мира угрожала бы их адептам. Панцирь, балдахин и корона — символы спасительных мер, принадлежащие сферам природного мистицизма, человеческого мистицизма и Божественного мистицизма.

Итак, триумфатор Седьмого аркана одет в панцирь, стоит под балдахином и увенчан короной. Именно поэтому он не теряет себя, растворяясь в природе, не теряет Бога в познаний своего высшего «Я» и мира, переживая любовь Господа. Он держит под контролем опасности буйства, мании величия и экзальтации. Он в здравом рассудке.

Триумфатор Седьмого аркана — подлинный адепт герметизма, мистицизма, гнозиса. Он стоит прямо. Он не сидит, погрузившись в медитацию.

Он держит скипетр, служащий для обуздания двух лошадей (синей и красной), что везут его колесницу. Он не отсутствует, поглощенный экзальтацией и экстазом. Он движется вперед, стоя во весь рост на колеснице. Два коня его -инстинктивные силы, «да» и «нет», силы привлечения и отвержения, артериальная и венозная кровь, доверие и неверие, вера и сомнение, жизнь и смерть. И, наконец, «левое» и «правое» — вот силы, послушные его скипетру. Они служат ему добровольно, ибо он их подлинный господин. Он доверяет им, а они ему — в этом состоит мастерство герметизма. Ибо в герметизме господство не означает подчинения низшего высшему, но, скорее, союз сверхсознания, сознания и инстинктов, или подсознания. Таков идеал герметизма — мира в микрокосме — прототип мира для человечества, разделенного на расы, нации, классы и верования.

Триумфатор — это тот, кто победил болезнь, или дисбаланс, духовный, психический и физический. Он добродетелен, ибо одержал победу над искушениями, оставаясь верным трем священным обетам, так же как и их корню и синтезу — смирению. Он свободен от планетарных астрологических влияний, вновь обнаруженных в наше время Юнгом под маской коллективного бессознательного с его семью основными психическими силами, или архетипами. Он господин архетипов (планетных влияний, или архонтов древних гностиков), т.е. тени, персоны, анимы, анимуса, древнего мудреца или отца, матери и даже самости, над которыми — Сущность Сущностей, или Бог.

Другими словами, он контролирует, если они вредны, влияния Луны, Меркурия, Марса, Венеры, Юпитера, Сатурна и даже Солнца, зная, что выше него существует Солнце солнц, или Бог. Он не существует без планет, архетипов (архонтов) (так как не существует и без земли, воды, воздуха и огня), ибо они составляют то, что называется астральным телом в оккультизме. Оно сформировано бессознательными, коллективными или планетарными психическими силами.

Астрологические планеты (или юнговские архетипы) -вот что составляет «плоть» астрального, или психического тела. Триумфатор седьмого аркана, таким образом, является господином астрального тела, т.е. семи составляющих его сил. Он держит их в равновесии.

Какова же восьмая сила, приводящая в равновесие семь сил астрального тела?

Восьмой аркан Таро отвечает на этот вопрос.

Литература

1. Jung C.G., Kerenyi С. Introduction to a Science of Mythology. London, 1951, p. 223-224.
2. Jung C.G. The Structure and Dynamics of the Psyche. In: The Collected works of C.G. Jung. V.16. London, 1972, p. 289.
3. Jung C.G. The Practice of Psychotherapy. In: The Collected works of C.G. Jung. V.16. London, 1954, p. 91.
4. Jung C.G. Conscious, Unconscious and Individuation. In: The Collected works of C.G. Jung. V. 9. London, 1958, p. 288.
5. Jennings H. The Rosicrucians. Their Rites and Mysteries. London — New York, 1887, p. 30-31.
6. Levi E. Dogme et rituel de la haute Magie.
London, 1968, p. 10.
7- Custance J. Wisdom, Madness and Folly: the Philosophy of a Lunatic. London, 1951, p. 51.
8. Maxwell J. Le Tarot. Paris, 1933, p. 87.
9. Sepher Yetzirah. London, 1893. V. 4. P. 26-27.
 

---

* Окончание. Начало см. в N 1, 2-3, 5-6 за 1992 г. и N 2-3 за 1993 г. Печатается с сокращениями по изданию «Meditations sur les 22 arcanes majeurs du Tarot», 1992.